Доктор Олаф Розе [Dr. Olaf Rose], молодой, но уже достаточно известный немецкий учёный (между прочим, недурно владеющий русским языком), изучая историю влияния Карла фон Клаузевица, военного теоретика начала XIX века, на военные доктрины различных государств, с определённым недоумением обнаружил, что интерес к воззрениям немца Клаузевица был в далёкой России гораздо более интенсивным и на протяжении десятилетий более устойчивым, чем на его родине, в Германии. Во всяком случае, поражение немцев во время германско-советской войны 1941-45 годов Олаф Розе готов объяснить и игнорированием германским генштабом предупреждения Клаузевица: «Россия — не та страна, которую, формально завоевав, возможно долго удерживать».

Можно было бы даже предположить, что русские Клаузевица вообще считали своим, ибо он был на службе российского императора в течение всей Отечественной войны 1812 года и воевал, в сущности, против своей страны, Пруссии, которая была союзницей Наполеона I Бонапарта. Но, конечно же, нужно учитывать, что в те времена военачальники служили не столько своей родине или вообще какой-либо стране, сколько монарху, которому они присягали, и, естественно, что, когда прусский король, Фридрих Вильгельм III, был сметён с престола «корсиканским чудовищем» [Поскольку родиной Наполеона I была Корсика, то его враги частенько называли его «корсиканским чудовищем».], офицер Карл фон Клаузевиц перешёл на сторону русского монарха и служил ему до тех пор, пока «узурпатор» не был изгнан из Пруссии.

С этого времени Клаузевиц — в русской армии — и вместе с прусскими военачальниками Герхардом фон Шарнхорстом и Нейтхардтом фон Гнейзенау борется за объединение Германии под властью прусского короля. Так что считать Клаузевица русским вряд ли было бы допустимо (он и русским языком почти не владел).

Тем не менее военная теория Клаузевица играла в русской армии большую роль, чем в германской. Мысли Клаузевица о войне казались столь важными для Льва Толстого, что он ввёл этого прусского генерала в качестве эпизодического лица в эпопею «Война и мир», а его рассуждения сделал болевым пунктом для князя Андрея, делящегося с Пьером Безуховым на Бородинском поле своими соображениями о сущности войны: «Эти господа немцы завтра не выиграют сражения, а только нагадят, сколько их сил будет, потому что в его немецкой голове только рассуждения, не стоящие выеденного яйца, а в сердце нет того, что только и нужно… Они всю Европу ему отдали, а приехали нас учить … славные учители!». Как видно, для князя Андрея Клаузевиц был типичным пруссаком, у которого учиться было нечему.

В словах князя Андрея отразились и националистические настроения, совершено естественные в исключительных условиях Отечественной войны, а также его личная драма. Да он и не мог знать военного учения Клаузевица (его основной труд «О войне» вышел лишь в 1833 году).

Клаузевиц потому, в частности, и перешёл на русскую службу, что не менее, чем князь Андрей, возмущался тупостью прусских генералов, отдавших своего монарха на волю Наполеона. Так же, как князь Андрей и создатель этого образа Лев Толстой, Клаузевиц подчёркивал величайшее значение в войне морального фактора, так что подозрение его в чистом рационализме и в бессердечии (Клаузевиц, например, очень страдал, при виде разорённой Москвы) мало обоснованы.

В отличие от своего героя, сам Лев Толстой очень хорошо был знаком с книгой Клаузевица «О войне» и с его многотомном трудом «Поход в Россию 1812 г.» . Французский историк Раймон Арон нашёл много общего в описании Бородинского сражения у Толстого и Клаузевица. Некоторые оценки отдельных лиц также совпадают у Толстого и у Клаузевица, например, у них одинаково ироническое отношение к прусскому генералу Карлу Пфулю, состоящему на службе у императора Александра  I, и оба одобряют использование народного ополчения против захватчика.

Но по крайней мере в одном пункте Толстой как историософ решительно расходится с военным теоретиком и практиком фон Клаузевицем: для Толстого война — это явление бессмысленное и фатальное, в основе же учения Клаузевица лежит его знаменитая формула: «Война — это продолжение политики иными способами». Однако оба они — противники немецкого философа идеалистаГеорга Гегеля [Суверенитет государства, по мнению Гегеля, абсолютен, поэтому какой-либо международный орган, улаживающий конфликты, невозможен. Если государства (или группы государств) не могут прийти к обоюдному соглашению, то спор между ними может быть решён, считал Гегель, только войной. Ведение войны себе на благо, невзирая ни какие заключенные ими договоры и ни на какие принципы международного права (за исключением гуманного отношения к пленным и мирному населению) — это не только право, но и обязанность государств. Более того, Гегель утверждал, что война имеет особую нравственную значимость: в мирное время «люди погрязают в болоте повседневности», а во время войны «суетность временных благ и вещей» становится более явной, поэтому «высокое значение войны состоит в том, что благодаря ей сохраняется нравственное здоровье народов».], ибо признают фактор случайности в войне.

Через всю книгу Олафа Розе проходит не высказанная, но выявляемая максима, которую высказал Антон Чехов и повторил Булат Окуджава в одной из своих песен: «Умный любит учиться, а дурак — учить». Так, умел учиться генерал-фельдмаршал Михаил Кутузов и у генералиссимуса Александра Суворова, и у европейских военных деятелей. Да и Клаузевиц свою теорию строил, опираясь на уроки российских побед в 1812-м году. В книге о войне 1812 года он даёт очень высокую оценку русским полководцам. Из их действий он исходил, формулируя отдельные положения своей военной доктрины. И то, что многотомный труд генерала Евгения Богдановича о теории Клаузевица не изучался как следует в русских военных академиях, стало, в частности, причиной поражения России в Крымской войне 1853-1856 годов.

Зато после этого поражения за серьёзное изучение военной теории фон Клаузевица взялся Дмитрий Милютин, самый либеральный и интеллигентный русский министр, участник великих реформ Александра II. Военные статьи этих реформ он разрабатывал, опираясь и на учение фон Клаузевица. Милютин ввёл в российские военные академии обязательное изучение трудов немецкого теоретика.

Проблема усвоения учения фон Клаузевица вносит неожиданные сюжеты в полемику о причинах поражения белых армий во время Гражданской войны в России. Именно командование Красной армии осуществило самый настоящий ренессанс в изучении трудов Клаузевица. Немецкий историк Вернер Хальвег [Werner Hahlweg] вообще утверждает, что понять советскую военную доктрину без учёта влияния на неё военной концепции Клаузевица просто невозможно.

В 20-е годы военная философия Клаузевица была в советских академиях приравнена по весу к открытиям Исаака Ньютона и Иоганна Кеплера в физике и астрономии. Перешедшие на сторону большевиков офицеры царской армии в гораздо большей степени, чем их однокашники — командиры Белой армии, были вооружены знанием военной теории, в том числе и военной доктрины Клаузевица: и Владимир Ленин, и Лев Троцкий настаивали на практическом применении в войне с белыми разработок Клаузевица.

Ленин вообще был большим поклонником всего немецкого. Его кумиром был немецкий экономист и философ Карл Маркс, а Фридриха Энгельса он считал крупнейшим военным теоретиком, хотя тот не создал в военной науке ничего оригинального, а просто прилагал учение Клаузевица к теории революционных войн.

И естественно, что некоторые советские военные теоретики, например заведующий кафедрой истории военного искусства Военной Академии имени М. В. Фрунзе генерал-майор Евгений Разин, считали: «Как немецкая классическая философия была одним из теоретических источников марксизма, теория Клаузевица может быть признана одним из источников военной науки стран социалистического лагеря».

Ленин почти полностью законспектировал работу Клаузевица «О войне» в своей так называемой «Тетрадке». Показательно, что Ленин в своё шалашное укрытие в Разливе взял для чтения, наряду с работой Карла Маркса «Гражданская война в Германии», и эту книгу Клаузевица.

Ленина, как известно, интересовали только такие учения, которые имели для него чисто прикладное значение. В формулировке Клаузевица о войне как продолжении политики иными средствами Ленин узрел рекомендацию для своей главной задачи — разрушения Российского государства, позже — для устранения всех политических противников «другими средствами»; а на учение Клаузевица об умении отступать Ленин ссылался, когда требовал заключения позорного для России Брестского мира. То, что Ленин использовал учение Клаузевица для ведения Гражданской войны, было откровенной манипуляцией: Клаузевиц занимался только проблемой войн между государствами, он и вообразить не мог, что армия может быть использована против собственного народа.

Убеждённым сторонником изучения Клаузевица для осуществления мировой революции был Лев Троцкий. Он рассматривал теорию Клаузевица как чистую науку и резко полемизировал с Михаилом Фрунзе, считавшим эту теорию «враждебной рабочему классу». К тому же Фрунзе не признавал никаких оборонительных войн, настаивая на том, что рабочий класс может вести только войны наступательные. Иосиф Сталин усвоил эту точку зрения и не готовил Советский Союз к оборонительной войне (см. книги Виктора Суворова).

Догматизм Фрунзе ироническим образом ставит его в один ряд с немецкими генералами типа Франца фон Вейротера, над которым потешались и Лев Толстой и Клаузевиц. Олаф Розе приписывает военные удачи Красной армии не большевикам-самоучкам, а офицерам царской армии, перешедшим на службу к ним. Среди них выделяются начальник Генерального штаба РККА маршал Борис Шапошников и генерал-майор Александр Свечин, который особенно подчёркивал в учении Клаузевица мысль о связи военной стратегии с общим состоянием государства. Ни о каких наступательных войнах не может быть и речи со стороны экономически отсталого государства, напоминал он. Как известно, Сталин и все его приспешники и наследники полагали возможным создавать наступательную, агрессивную армию на гнилом экономическом фундаменте. Чеченская война самым наглядным образом доказывает, сколь актуальными остаются мысли Свечина, опиравшегося на учение Клаузевица: огромная армия экономически разоряющегося государства ничего не может сделать с маленьким обороняющимся народом.

Отношение к научному наследию Клаузевица резко изменилось в советской военной науке в конце 30 годов, а затем во время и после Второй Мировой войны. В майском номере журнала «Большевик» за 1945 год Клаузевиц назван реакционным прусским генералом, у которого нечему учиться армии, возглавляемой самым великим полководцем всех времён и народов. Но не пренебрежительное ли отношение к учению Клаузевица об оборонительной стратегии привело к неслыханным потерям Советского Союза в войне?

В отличие от Ленина, Сталин Клаузевица не читал и был знаком с его военной теорией лишь по ленинским «тетрадкам». Но игнорируя мнение Ленина о Клаузвице, Сталин, отвечая на вопросы о значении военной теории Клаузевица, переданные ему профессором полковником Разиным через газету «Правда», отозвался о Клаузевице весьма отрицательно.

В конце 40 годов, в атмосфере борьбы с «низкопоклонством перед Западом», трактовка учения Клаузевица в советской военной прессе приобрела совершенно абсурдный характер. В чём только не обвинялся Клаузевиц! И в том, что он разработал теорию блицкрига, на которую опирался Адольф Гитлер в своих военных планах (ничего подобного у Клаузевица нет, а гитлеровский генштаб учился как раз у советских военных теоретиков 30 годов), и в том, что он разделял расистскую теорию философа-идеалиста Иоганна Фихте об избранности немцев (Клаузевиц действительно ценил Фихте, но не за это), и в том, что он ненавидел русский народ (а это уже абсолютный бред: обвинявшие Клаузевица во враждебности к русскому народу прошли мимо того обстоятельства, что русский царь Александр I наградил Клаузевица за участие в Бородинском сражении орденом святой Анны и регулярно повышал его в чинах, конечно же, ценя его за служение как раз русскому народу).

Не всё в учении Клаузевица имеет силу в сегодняшнем мире. Во всяком случае высказывание военного идеолога уже брежневских времён генерала армии Алексея Епишева, что формула Клаузевица о войне как продолжении политики иными средствами вряд ли годится как руководство к действию в век атомного оружия.